Форум » ОТЕЧЕСТВЕННОЕ КИНО » НАШИ КИНОДЕЯТЕЛИ » Ответить
НАШИ КИНОДЕЯТЕЛИ
cinema: интервью, обсуждение отечественных актеров, режиссеров, сценаристов
Stephanie: Денис Клявер об отце
Мадам: любимые актёры покидают нас .жалко конечно , что поделаешь , но осталась память в виде фильмов,спектаклей,передач.
Джудит: В петербургской Военно-медицинской академии скончался режиссер Алексей Герман-старший. Ему было 74 года. Среди работ Германа: "Проверка на дорогах", "Двадцать дней без войны", "Мой друг Иван Лапшин", "Хрусталев, машину!". В последнее время работал над фильмом-экранизацией романа братьев Стругацких "Трудно быть богом". "История арканарской резни" полностью смонтирована и находится в переозвучке.
Джудит: Хочу предложить прочесть одно довольно большое интервью Германа. Не последнее, но говорящее... Режиссер Алексей Герман - президенту Борису Ельцину: «Россию люблю, но очень нужны деньги!» Ольга Кучкина 20.06.2008 г. Подарок, который он сделал себе к юбилею (70 лет), - смонтированная, но пока не озвученная картина по повести братьев Стругацких «Трудно быть богом». Я была на съемках и видела отснятый материал - то и другое породило во мне ни с чем не сравнимое переживание. - Алеша, что ты понял за жизнь о жизни? - Я как-то к 70 годам растерялся. Все мои мысли о жизни сейчас состоят из банальностей. Допустим, я понял, что действительно все те поэты, которые писали «жизнь прошуршала, как платье твое», или «будто я весенней гулкой ранью проскакал на розовом коне», или еще более оглушительное типа «жизнь прошла, как Азорские острова», - что все они правы. Действительно, я вчера пришел из школы и бросил портфель, у меня вчера умирал и хрипел отец, а я, молодой человек двадцати восьми лет, сидел под дверью, а потом сказали: все. Вот меня распинает за мои фильмы начальство, вот появляется в «Комсомолке» статья некоей Кучкиной, первая, где меня похвалили за «Двадцать дней без войны», а Ермаш кричал: она что, не знает, что мне фильм не понравился!.. - Была фантастическая история, когда статья приснилась жене Свете под утро. - Я вообще верю в сны под пятницу. Тот сон был счастливый, когда Светка разбудила: иди в киоск за газетой, мне приснилось, там хорошая статья про тебя. От Ушана до Ушана - Но сны под пятницу бывают и очень плохие. Как было накануне тяжелой моей болезни недавно - мне страшно стало, когда показали фотографию тех дней: я был мертвый папа. Папа звал меня Ушан. У меня были большие уши. Ну никто не скажет, что у меня большие уши. Уши и уши на толстом лице. А тут я сбросил 30 килограммов и стал тощий, обвислый, человек с огромными ушами. И опять стал Ушан... То есть ощущение, что никакой жизни, собственно, и не было, а были мгновения, минуты, и они были совсем недавно. Это одно. А второе - к старости начинает дико не хватать родителей. Понимаешь, у меня как что-нибудь случится, я думаю - надо позвонить маме. Очевидно, какое-то сближение с потусторонним миром. Сейчас все верят в Бога со страшной силой, хотя в то, что страна стала клерикальной, я лично не верю... - Люди ищут спасения от чего-то... - Это заменяет бессмысленность существования, непонятность того, куда мы идем. Допустим, Рузвельт, исполняя мечту Америки, сказал: вот у вас будет дом, вот машина - и ему поверили американцы. У нас такой веры нет. Потому что нам столько раз все обещали... А почему я не верю в религию - потому что кровь не сдают. Для меня вся религия - в десяти заповедях, остальное я читать не могу. Я читал Карсавина, я читал Бердяева. Но после ста страниц у меня начинает кружиться голова. При том что религия у меня не прерывалась: верила бабушка, верила мама, и я молился в сортире, потому что стеснялся даже их... Кроме десяти заповедей, мне ничего больше не надо, потому что дальше наживаются священники. Может быть, связано со страхом смерти, а может, с общим пониманием жизни, но к 70 понимаешь, что не знаешь ничего. Мы можем как угодно надуваться, трактовать философов, Толстого, говорить, что Бог умер, по Ницше, - мы не можем себе представить бесконечность, мы не можем себе представить, пересекаются ли параллельные прямые. Мы не знаем, от кого мы произошли. Говорят, от обезьян. Но у меня-то ощущение, что обезьяны произошли от нас. - Что тебя сформировало? - Я не знаю что. Я думаю, что в огромной степени папа. Он был человеком в чем-то наивным, в чем-то актерствовал. Хотя мудрость в нем была. Он мог возбудиться и поверить Хрущеву. Обожать его. А потом прийти от него в ужас. При Сталине он обожал Сталина. Потом мама ему сказала, что это дьявол и что в аду он будет грызть собственные кости. Они в это время изготовляли меня, папа был женат на другой женщине, и они с мамой были страстные любовники. Он сел в кровати от ужаса - что она такое говорит? Но задумался. А мама подумала: донесет. Когда она ему это рассказала, он с ней чуть не прервал отношения. Уже после войны папа попал в колонну наших пленных, которых гнали из Норвегии. Майор, с четырьмя орденами, он увидел, как они идут на корточках, как их бьют конвойные, лают собаки - это на него произвело страшное впечатление. У папы было свойство, которого нет у меня. Он влюблялся в людей. - Но я смотрю твой фильм «Мой друг Иван Лапшин» и понимаю, что ты тоже любишь этих людей. - Понимаешь, в «Лапшине» я себя почувствовал Богом. Потому что, перечитав папину повесть в очередной раз, я вдруг понял: это же про них, про папу, про маму, про переводчика Стенича... И вдруг ощутил, что нахожусь в положении Бога. Это книга, где они мечтают о том, как будут жить через год-другой, в 37-м, в 42-м, сколько будет шампанского... Но я-то знаю, что этого ничего не случится. Более того, я знаю, что случится. Вся бригада Лапшина были василеостровские немцы, и их всех расстреляли. Кроме самого Лапшина, который стал генералом. Я знаю, что знаменитый переводчик с немецкого Стенич со сломанными ногами будет ползать по камере и всех уговаривать давать идиотские показания насчет продажи японцам «тормоза Матросова». - Это что такое? - «Тормоз Матросова» - на каждой теплушке было написано. Следователи были небольшого разума, а он считал, что на суде увидят «тормоз Матросова», и его освободят. Но их никого не судили. Просто расстреляли. А с ним сидел мой дядька, муж маминой сестры, технарь, который не признался ни в чем, ему сломали копчик, выбили зубы, но он вышел на свободу... - Давай не про дядьку, а про тебя. - Я не хотел быть режиссером. Я хотел быть врачом, я ходил на курсы в медицинский институт. Я хотел быть артистом и в БДТ играл на сцене. Чем я был уникальный специалист - я был шумовик. Я уникально умел цокать, мне на руки надевали такие штуки, и я как бы цокал копытами... - Как же случилось, что ты в режиссерах оказался? - Меня папа просто умолил. Я кончал школу дико рано - в 15 лет. Он сказал: ну до армии тебе прыгать и прыгать, попробуй поступить на режиссерский, я тебе не буду помогать. Папа при крещении был Георгий. Юрий - это псевдоним, он перешел в военный билет, военный билет перешел в паспорт, и папа закрепился как Юрий Герман. А я - Георгиевич. И никто не знал, чей я сын. Прошел три тура. Но оказалось, что дальше для меня все закрыто, потому что в первую очередь принимали взрослых, с высшим образованием. И вот тогда мама позвонила Григорию Михайловичу Козинцеву и Ольге Федоровне Берггольц, и втроем они отправились к Вивьену, возглавлявшему режиссерский факультет. И когда я явился на собеседование, готовый увидеть мрачные лица, они сияли, как медные самовары: как похож, как же мы не поняли! И приняли... Я был, как мне кажется сейчас, очень сложный человек для мамы и особенно для папы. Один раз он мне дал пощечину. Я пришел в девять часов утра после встречи Нового года. Они обзвонили все морги. Я понимаю сейчас, что он был прав. Но для меня это было ужасное оскорбление. Я ушел из дома и из школы, жил на вокзалах. Потом меня заманили домой под предлогом, что у мамы плохо с сердцем. Но я закрылся абсолютно. Я делал вид, что такого человека в доме нет. Теперь я понимаю, что он выстрадал... От манекенщицы до сценаристки - Лешенька, а если мерить такой мерой: от жены-манекенщицы до жены-сценаристки, - что это за путь? - Жена-манекенщица - это был брак какой-то странный. Верочка была прелестная, добрая девочка. И ей очень хотелось выйти за меня замуж. А мне было все равно, я к ней хорошо относился, почему отказать человеку в такой малости - поставить штамп в паспорте? Я до сих пор чувствую себя дурным человеком. Я ее ввел в другой мир, в богемную среду, а когда это кончилось, все вернулось на место: бабушка - ткачиха, мама - маленький инженер... Мы были несовместимы совершенно. - А со Светой вы совместимы? - Со Светой мы совместимы. Более того, мы сорок лет любим друг друга. И мы очень хорошая, сильная семья, потому что помогаем друг другу. Она очень тянет в моей профессии, и как человек пишущий, с хорошим литературным вкусом, и как критик, и вообще она моя правая рука, правая нога и правый глаз. Или левый... - Как ты ее нашел? - 21 августа 1968 года я прилетел в Коктебель. День был странный. Я запускался через две недели с фильмом «Трудно быть богом», был написан сценарий с Борей Стругацким, найден главный герой - Володя Рецептер... Я прилетел в Коктебель, а наши войска вошли в Чехословакию. На скамейке рыдал Аксенов, были Борщаговские и с ними какая-то такая девица, их дочка. Она меня сразу позвала пить пиво. И как-то понравилась мне. Я приехал туда, как солдат с заставы в деревню, поэтому обратил внимание на всех дам. Но Светка уехала, я заскучал и тоже уехал за ней в Москву. Так все началось. - Как ты сам думаешь, что ты сделал в кино? - Понимаешь, я для себя понял, что все мировое кино, с его Каннскими, Венецианскими фестивалями, кончается. Умерли великие мастера. И, как у Самойлова: «смежили очи гении, и, когда погасли небеса, словно в опустевшем помещении стали слышны наши голоса». Наши голоса жалкие по сравнению с голосами Феллини, Куросавы, Бергмана. Самое главное, что диктовать правила игры в кино стали не интеллектуалы, типа Сартра, к примеру, а совсем другие люди. И когда директор Эрмитажа Пиотровский говорит о том, что кино - это даже не площадное искусство, это вообще не искусство, я согласиться с ним не могу. - Но ты снимаешь, как снимаешь, не потому что хочешь что-то доказать... - Нет. Просто на каком-то этапе я понял, что надо менять язык. Я смотрю на тебя - показывают меня, потом тебя - два раза. И зритель знает: влюбился. Или показывают меня и кусок хлеба - я голодный. Я не сравниваю себя с великими, но я предлагаю другой киноязык. Не то, что человек рассказывает, а что он ощущает, что с ним на самом деле в это время происходит! От Ельцина до Путина - Ты жил в хрущевское время, с оттепелью и заморозками, в брежневское, в горбачевское и далее. В чем разница? Или без разницы? - Я понимал, что делал Хрущев, и сочувствовал ему. Я был очень увлечен Горбачевым. Я был очень увлечен Ельциным. Я был очень увлечен Путиным, сейчас я его не понимаю, возможно, он прав, я просто не понимаю - все и так за него, зачем стучать кулаками? Я понимал и жалел Ельцина. У меня было замечательное выступление в Кремле, когда его все клеймили. Это были такие антифашисты, и они его ругали за то, что появились фашисты. А потом всех повели обедать, и там продолжали его клеймить. И когда слово дали мне, я встал и сказал: Борис Николаевич, не слушайте их никого, а вы, если вам так все не нравится, чего пришли обедать, высказались - и домой. Сел. Страшная пауза. В это время официант меняет посуду. А Светка, поскольку я шел в Кремль, дала мне пачку денег, потому что не утратила иллюзий, что там можно что-то купить дефицитное. И я эти деньги подложил под тарелку. Официант поднял тарелку. Олег Басилашвили, который сидел рядом, говорит: тебе деньги принесли? Я говорю: да. За что? За выступление. Он говорит: и что, тебе за это платят? Я говорю: не всегда, но вот, видишь, заплатили же. Он: ты должен встать и отказаться от этого, иначе я не подам тебе руки. Я говорю: Олег, я не могу, но ты встань и от моего имени и от своего все это скажи. И Олег стал вставать. А у меня нос куда-то поехал от смеха. И он, артист, человек, в общем, тонкий, посмотрел и говорит: какая же ты сволочь... А я говорю: какая же я сволочь, Олег, может, нас и вышибли бы отсюда, но ты бы вошел в историю... Подошел Ельцин, обнял меня, засунул к себе под пиджак, он огромный был, и говорит: «Россию любишь?» Я говорю: «Борис Николаевич, дали бы вы мне деньги на картину, я совсем задыхаюсь, пропадаю». А он мне под пиджаком: «Россию любишь?» Я говорю: «Люблю, но очень нужны деньги». А он говорит: «Ну, если Россию любишь, все будет в порядке». Вытолкнул меня из-под пиджака и ушел. - Леша, когда ты показывал мне материал «Трудно быть богом», ты говорил, что в какой-то мере думал о Путине как прообразе Руматы... - Я не могу сказать, что там существует Путин. Там существует любой человек, который обладает властью Бога. Как ни крути, но совершить что-то почти невозможно. Любовью - не получается, резней - не получается. Все равно это трагедия человечества. Оно будет топтаться, напиваться, пропивать, воровать, верить, подхалимничать, бояться, переставать бояться и предавать. Человечество будет двигаться сантиметрами. Но... Мне сказал замечательный Ростропович: я вот верю в Бога, и что ни попрошу, Он все сделает. Сделал Он что-нибудь, когда у Славы обнаружился рак? Разве Бог - компьютер, который что-то набирает? И тебя, и меня? - Это тайна, которую нельзя открыть. - Об этом картина, собственно. Если «Хрусталев, машину!» я делал об изнасилованной России... Почему там главная сцена насилия? Потому что это страна, которую изнасиловали. А этот фильм о том, что Бог не виноват - мы виноваты. Он старается, университеты строит, а все крадут, режут друг друга по пьяной лавочке. Рабы отказываются снимать колодки... - О тебе говорят, что ты долго снимаешь кино, потому что, когда кончается кино, кончается жизнь... - Я снимаю кино, которое еще и живопись. Мне главное - блик, глаз актерский, и если глаз в эту минуту не тот, мне нужно, чтобы, пересекая его, шла капель или голубка пролетела. Я работаю достаточно тонкими инструментами. Мне нужно, допустим, чтобы каждый кадрик был похож на Босха, а это требует большого времени. - Отчего ты бываешь счастлив? - Я почти не бываю счастлив. Я боюсь чего-то, нервничаю, схожу с ума, а потом это вдруг все разрешилось, и даже очень хорошо, вот этот материал «Трудно быть богом» бешено расхвалили, ты в том числе, и когда очень хороший редактор звонит и на меня кричит, почему я все время отшучиваюсь, я говорю: ну а что я могу сделать, я же всерьез про себя такое принять не могу! - А несчастлив бываешь? - Да, очень часто. Если не врать, почти все время. Иногда в компании похохочу, но как-то вокруг и компании не осталось. Почти все поумирали, а остальные моложе меня намного. Они живут чем-то другим, им что-то предстоит. А мне что предстоит?.. - Что ты будешь делать после этой картины, ты уже знаешь? - Знаю. Я постараюсь со Светкой написать о маленьких городах России. Мне там очень нравится, там смешно, там люди какие-то... Хотя и пьют сильно, но они по-своему счастливы в отличие от мегаполисов. Приехать туда и между ними поселиться нельзя. Они тебя не примут. Меня приняли только в одном месте, там лежали доски, на которых мужики сидели и курили, иногда кто-то шел выпить самогона и назад... - А почему они тебя приняли? - Потому что там жил папа мой, и он много им делал добра. И я имел право сидеть с ними на досках. Так же, как в театре у Товстоногова, где я два года был режиссером, пальто висели по ранжиру: здесь Товстоногов, здесь Копелян, Лебедев, Луспекаев, а в другом месте висели другие артисты. И перевесить пальто было нельзя. И когда Георгий Александрович сказал мне: Леша, вы очень устаете, вот вам ключ от моего кабинета, можете там отдыхать, - то я спустился, взял свое пальто и перевесил на четыре ряда ближе. И гардеробщица ничего не сказала. БЛИЦ-ОПРОС - Что значит красиво стареть? - Продолжать ухаживать за женщинами. Иметь молодую любовницу. Я не знаю. Может, красиво стареть - это глупо стареть. - К тебе не относится? - Ко мне не относится. К старости приходит мудрость и ощущение, что жизнь как-то зря прожита. Даже если ты удачный и получил заслуги перед Отечеством, все равно. - Какая у тебя главная черта характера? - Мнительность. - А какая черта характера тебе нравится в других людях? - Уверенность. - Есть ли у тебя девиз или жизненное правило? - Не подличать особенно, когда нет нужды. Да и когда есть нужда, тоже не подличать. - Если бы ты не стал кинорежиссером, кем бы ты стал? - Я стал бы врачом. КП
Stephanie: 26 февраля 2013 года ушел из жизни Виктор Сергачёв....
Джудит: Еще одного талантливого актера не стало. 50 лет... Несчастный случай... Ощущение какой-то нелепой ошибки - так не должно быть! АНДРЕЙ ПАНИН
Stephanie: Прощай, земляк...
Нина К.: Бесконечно жаль,очень, когда уходят лучшие, любимые,талантливые...Сочувствую и соболезную Наталье Рогожкиной- теперь уже вдове Андрея Панина(светлая ему память),оставшейся с двумя детьми. Хорошо её помню в замечательном фильме *Умножающий печаль* в паре с замечательным и обаятельным Ильёй Шакуновым .
Джудит: В свежем номере журнал "7 дней" опубликовал одно из недавних интервью с Натальей Рогожкиной. Наталья Рогожкина: «Андрей Панин не оставил мне выбора» Мы взяли это интервью незадолго до того, как погиб Андрей Панин. Но для нас и для миллионов наших читателей он остается живым: в своем творчестве, в своих фильмах, в своей семье, в своих детях. И поэтому мы решили опубликовать это интервью именно так, как оно прозвучало, когда мы разговаривали с женой Андрея Панина — актрисой Натальей Рогожкиной. Мы с Андреем вместе уже 18 лет. И наши отношения — настоящие американские горки. Мы же с ним совершенно разные люди! Полярные противоположности с диаметральными взглядами на семейную жизнь. Хорошо еще, что у нас такая счастливая профессия, что мы имеем возможность отдыхать друг от друга. Я не могу без ужаса вообразить, как бы мы 18 лет без перерыва встречались после работы дома — не успев соскучиться, не успев все проанализировать и прийти к выводу, что заменить друг друга кем-то на стороне мы не сможем. — Но если мысли на этот счет вообще возникают, это означает, что с какими-то недостатками вашего мужа вам трудно мириться… — Это только поначалу Андрей казался мне человеком без недостатков. Не в том смысле, что я их не замечала, просто в тот период мне даже странно было бы называть какие-то особенности его характера недостатками. Я видела в них исключительно проявление его неординарности. Что неудивительно: на момент знакомства мне было 19 лет, Андрею — 32. То есть я — совсем девчонка и он — сформировавшийся мужчина. Разумеется, я приняла его таким, какой он есть. Меня устраивало, что он — планета абсолютно самодостаточная. Вокруг него можно только вращаться неким спутником. И что он человек-хаос. Андрей врывался в мою жизнь и исчезал, потом вновь появлялся и опять надолго пропадал, а затем возникал снова. Пока люди не живут вместе, такая фрагментарность появлений кажется нормой. Человек привносит в твою жизнь праздник, дарит тебе общение с собой — и ты так и воспринимаешь это, как некий подарок. Но когда ты с этим человеком начинаешь жить семьей, а фрагментарность его появлений не меняется — это сказывается на семейной жизни. Ты вдруг обнаруживаешь, что такую же жадную потребность в нем испытывают еще и другие люди. А ты теперь — по другую сторону баррикад… — А как вы с Андреем Паниным познакомились? — Он появился на нашем курсе в Школе-студии МХАТ в качестве ассистента-педагога по приглашению Дмитрия Владимировича Брусникина — ставить спектакль «Женитьба Бальзаминова». Хотя, по-моему, таких, как Панин, нельзя пускать к студентам. Это же бешеный человек, с безумным обаянием. Помню, он постоянно что-то говорил, бегал по аудитории, вообще был сгустком какой-то немыслимой энергии. Любви с первого взгляда я к нему не почувствовала, но невозможно было не обратить на такого человека внимание. Что за эмоции испытывал в тот момент Андрей по отношению ко мне, не знаю, но под его пристальное мужское внимание я попала. Может быть, благодаря колдовскому действию своей рыжины. Просто не успела за кого-нибудь спрятаться, и яркий цвет моих волос бросился Андрею Владимировичу в глаза… А в конце третьего курса мне предложили сыграть во МХАТе главную роль в спектакле «Ундина». Андрей в нем участвовал и взялся помогать мне на вводных репетициях. Мы опять соприкоснулись. Теперь уже в театре, то есть на его территории. И я смотрела на него все с большим интересом. Ведь обаяние таланта завораживает! А тут еще я увидела Андрея в спектакле «Смертельный номер». И для меня это действительно стало «смертельным номером» — я «погибла» окончательно и бесповоротно. (С улыбкой.) Правда, со временем поняла, что погибала-то я под очень четким прицелом оптического ружья Панина, который и сделал окончательный выстрел. — Неужто Андрей пленил вас исключительно со сцены и не было с его стороны никакого флирта, никаких особенных мужских приманочек? — Просто Андрей каким-то чудодейственным образом стал постоянно появляться около меня — за кулисами, в столовой, на репетициях и банкетах. Теперь-то я понимаю, что это было не случайно. Он буквально заполнил собой пространство! И я получала несказанное удовольствие от общения с ним. Так продолжалось весь четвертый курс. Андрей не был педагогом в классическом представлении. Он ходил в наши студенческие компании, его знали все мои друзья, подруги, он легко общался с нами, много шутил, даже выпивал с нами. И всякий раз дарил невероятное количество веселья, радости, смеха. Сколько же я тогда смеялась!.. В общем, он совершенно не оставил мне выбора. Я влюбилась. До смерти, до дрожи. — Ну а были какие-то широкие жесты, необычные сюрпризы, букеты? Панин же нетривиальный человек и ухаживал, наверное, с фантазией… — Панин человек совершенно нетривиальный! А цветы, конечно, случались. На день рождения, допустим, Андрей принес мне какую-то совершенно несчастную хрупкую розу, но сопроводил свое подношение такими словами, что я целый месяц потом все пыталась спасти эту розу, реанимировать, чтобы она как можно дольше напоминала мне о его словах. А еще Андрей рисовал, да как! Конечно, Бог поцеловал его не только в то место, которое отвечает за актерский талант, и если бы Панин не стал актером, был бы гениальным художником. Ему удается свое неординарное видение мира переносить на бумагу. И он рисовал мне маленькие смысловые рисуночки о любви. Трудно описать их словами, это надо видеть. Потому что если я скажу, что он нарисовал лицо, у которого вместо глаз сердечки, — это будет очень мало передавать суть рисунка. В общем, я тихо и мирно погибала по-женски... Я влюблялась небыстро, но это медленное заполнение сосуда в результате привело к осознанию: я должна находиться рядом с этим человеком. В любом качестве! А по-другому уже просто не смогу жить. И вот наступил момент, когда нам обоим стало очевидно: сопротивляться тому, что происходит между нами, уже невозможно. — На каком этапе вы стали парой? Когда вы еще учились в институте или позже? — (Задумавшись.) Когда мы стали парой?.. Представляете, я этого даже не могу вспомнить! У меня ощущение, что мы были парой с рождения. Влияние Андрея на меня было огромно — по всем позициям: как мужчины, как актера, как авторитета, вообще как явления. Моя жизнь поделилась на два периода: до встречи с Паниным и после. И то, что было «до», мне трудно вспомнить, словно это было не со мной, а с другим каким-то человеком. Андрей затмил собой все! — Сейчас проверим. Вот помните ли вы свою первую школьную любовь? — В школьные годы я перманентно находилась в состоянии влюбленности в кого-то. Но не имела никакого успеха у мальчиков. Все мои подруги были девочками очень красивыми, нежными, а я на их фоне совершенно проигрывала. Длинная, ярко-рыжая, конопатая, да еще отличница — для мальчишек комплект совершенно непривлекательный. По правде говоря, совсем без внимания они меня не оставляли: постоянно задирали, дразнили «рыжей», насмешничали, но, увы, это был совершенно не тот интерес, о котором я мечтала… Сильно ли я страдала от этого? Пожалуй, все же нет. Но размышляла на эту тему много. И пришла к выводу, что рыжие люди — особые. На протяжении жизни им приходится свыкаться с постоянными подначками, юмористическими комментариями, дразнилками. Сам-то человек свою рыжесть не замечает и некоторое время наивно воспринимает себя абсолютно нормальным, но по реакции окружающих постепенно осознает, что к нормальным людям не относится. Мама рассказывала мне, что проблемы начались еще с детского сада. Если кто-то из детей впадал в агрессию, то хватал за волосы именно меня, поскольку ярко-рыжий цвет всегда первым бросается в глаза. А в школе меня по той же причине чаще других вызывали к доске. Иногда очень хотелось спрятаться, раствориться, стать как можно более незаметной… — Странную вы профессию себе выбрали, однако, при таких желаниях… — Родители ориентировали меня на медицинский институт. Но одиннадцатый класс я оканчивала в Болгарии, куда моего папу (он долгие годы работал секретарем ЦК ВЛКСМ, а мама была учителем черчения) направили работать в Дом советской науки и культуры. Находясь вдали от России, я не имела возможности ни заниматься с репетиторами, ни найти каких-то гарантов поступления в институт. А ведь это было время очень высоких конкурсов в вузы и повсеместных взяток за поступление. Я понимала, что, несмотря на то что всегда хорошо училась, нахожусь в очень невыгодной ситуации, трусила, что не поступлю. И вот я решила, что надо найти такой институт, где на экзаменах от меня потребуются не столько знания, сколько я сама — такая, какая есть. Таким образом мой выбор пал на театральный. — Где конкурс — несколько сотен человек на место… — Да, это была, конечно, наглость с моей стороны. Вернее — незнание ситуации из-за все той же отдаленности от Москвы. Может быть, если бы я оканчивала школу в столице, я бы не решилась пойти в театральный. Впрочем, у меня был крошечный актерский опыт. Когда мы с родителями жили в Нижнем Новгороде, в одной инсценировке я исполнила несколько детских песен, из чего впоследствии была сделана программа на местном телевидении. — Что сказали родители, когда узнали о вашем намерении? — Мама сказала: «Хорошо. Попробуй. Ты быстро поймешь, что у тебя не получилось, и поступишь, куда мы планировали». А папа, ни много ни мало, устроил мне встречу с Олегом Павловичем Табаковым — попросил посмотреть девочку и оценить актерские перспективы. Олег Павлович милостиво согласился, и меня привели к нему в «Табакерку» — я бы сказала, «за хвост» привели. Помню, сначала мы попали в приемную, потом меня попросили пройти в кабинет… И все, дальше ничего не помню, дальше был один большой обморок. Олег Павлович попросил меня что-то прочитать, чтобы понять, что я из себя представляю. Очень скоро стало ясно, что я не представляю из себя ничего. У меня все тряслось и изгибалось от страха. Я бледнела, краснела, держалась за все стулья и столы, которые оказывались рядом, и каким-то совершенно козлиным голосом читала басни. В какой-то момент Табаков, видимо пытаясь меня хоть как-то успокоить и раскрепостить, задал вопрос: «Ну хорошо, а в каком амплуа вы себя видите? Характерной актрисы или героини?» А это амплуа весило 48 килограммов при 170 сантиметрах роста и ничего внятного произнести не могло. Мне было 16 лет, и разницы между характерной актрисой и героиней я не понимала совершенно. Но, как-то схватившись за корни этих слов, я стала соображать: характерная — это все-таки человек с каким-то характером, а героиня — это та, у кого характер героический. Поскольку на героическую личность в тот момент я явно не тянула, промямлила: «Конечно, я характерная». На этом была поставлена жирная точка. Олег Павлович очень корректно сказал отцу, что не советует мне поступать в театральный институт, по крайней мере, в этом году. После чего папа пошел домой в прекрасном настроении, считая, что дело решено высшей инстанцией, и, следовательно, решено окончательно. Так я узнала, что знакомство с кем-то влиятельным — вещь очень опасная. Ведь в результате встречи с Табаковым дверь в Школу-студию МХАТ оказалась для меня закрыта. Так я, во всяком случае, считала. Но, слава Богу, театральных институтов в Москве много. А благодаря Олегу Павловичу я вовремя поняла, что подготовлена из рук вон плохо, и успела исправить ситуацию. Все оставшееся до экзаменов время я занималась своим репертуаром. В итоге и в ГИТИСе, и в «Щуке» стала легко продвигаться от тура к туру. Успех меня так окрылил, что я отважилась все-таки сунуться и в Школу-студию МХАТ, подумав: чем черт не шутит? В результате именно там я и стала учиться, хотя меня брали и в ГИТИС. А Олег Павлович в следующий раз увидел меня, когда я уже твердо стояла на сцене учебного театра. Но не уверена, что узнал… — Рискну предположить, что ко времени вашей учебы в институте мужчины пересмотрели свое отношение к вашей рыжине и стали считать ее скорее достоинством, чем недостатком. Наверняка в поклонниках уже недостатка не было… — Будучи близорукой, я в своих поисках не стала вглядываться вдаль, поэтому тут же рядышком разглядела однокурсника, с которым у нас закрутился роман, продлившийся около трех лет. Мы строили планы на будущее, у нас были чудесные отношения, и я не сомневалась, что это навсегда. По примеру родителей считала, что выбор надо делать единожды, и, сделав его, существовала исключительно комфортно. До тех пор, пока в моей жизни не появился Андрей Владимирович Панин. — Вам сложно было объяснить ситуацию своему прежнему другу? — Мне — нет. Ситуация благоприятствовала — к этому времени у меня как раз появилось право сделать другой выбор. Хуже то, что Андрей был несвободен. Именно из-за этого наши отношения достаточно долго развивались, прежде чем мы... — Стали семьей? — Наши отношения категорически не подходили под ту модель семейной жизни, какую я с детства считала нормой. Образ мужчины, который до встречи с Паниным заполнял мое воображение, был связан с отцом. А папа — человек интеллигентный, деликатный, уравновешенный, очень уважительно, нежно и мягко относящийся к женщине. И все то, что я получила в Андрее, никаким образом не пересекалось с таким типажом. Безумно импульсивный, он вел себя так, как ему свойственно, говорил тем языком, который ему удобен, не оглядываясь лишний раз, сидит за столом женщина или нет. И первое время я пугалась, что он не воспринимает меня как женщину, раз не считает нужным при мне быть как-то аккуратнее в выражении своих эмоций. Пыталась осторожно намекнуть. Однако Андрюша относится к той категории людей, которые даже мысли не допускают о возможности меняться под чьим-то влиянием. — Вы говорили, что являетесь его полной противоположностью… — Андрей — человек очень резкой энергетики. Он достаточно циничный, вспыльчивый, категоричный. Он легко черпает энергию из разного рода негатива, из собственного недовольства. Андрей сам говорил: чтобы он выдал максимальный результат, нужно загнать его в угол. А я выросла в тепличных условиях, под ударами слабею. И меня в угол загонять нельзя, иначе я там и останусь навсегда. Помести меня в холод недоброжелательности, и мои резервы немедленно иссякнут. И наоборот: когда вижу расположенность к себе, когда мне комфортно, я способна выдать такое, о чем сама не подозревала. Андрей вечно пеняет мне, что я не прислушиваюсь к нему по поводу профессиональных дел. Считает, что я сознательно отвергаю его советы и специально делаю все наоборот. Но, к сожалению, я почти никогда не могу воспользоваться его советами. Что поделать: то, что хорошо для него, совершенно не годится мне. И так во многом! Взять хотя бы привычку Андрея — пугать. Его самого в детстве пугал папа, и Андрей, видимо, получал от этого какое-то удовольствие, непонятное мне. Это как щекотка — кто-то любит, кто-то не выносит... Вот я из тех, кто терпеть не может такие вещи. И если меня напугать, я потом с трудом прихожу в себя. Помню, однажды я была дома одна, а Андрей тихонечко зашел в квартиру и на коленях подполз ко мне сзади. Когда я обернулась, он возник где-то на уровне моих ног — там, где человек вообще не ожидает нападения. Я потом оч-ч-чень долго не могла успокоиться. К счастью, Андрей понял, что я не шучу и что от таких сюрпризов у меня действительно могут наступить серьезные, а может быть, даже и необратимые последствия. И с некоторых пор перестал так делать. Помню, мы отдыхали с детьми во Франции. Андрея не ждали — он был занят, но каким-то образом к нам вырвался. И вот он сначала хотел устроить сюрприз, спрятавшись в шкафу, — с тем, чтобы, когда мы вернемся с пляжа, неожиданно выйти оттуда. Но вовремя сообразил, что впечатление, которое он произведет, будет слишком сильным. И изменил план. Просто вошел следом за электриком, которого мы как раз вызвали, и говорит: «Ну что у вас тут надо починить?» — Значит, все-таки ваши отношения не стояли на месте, а развивались, как и положено… — Конечно, мы прошли разные этапы. Например, на первой стадии нашей семейной жизни все держалось на страстях, на чувствах, и сигналы разума затмевал щенячий восторг. Я радовалась всему, что есть в Андрее. Не раздражало и не обижало ничего. Взять, например, ерундовый банальный пример. Человек никогда не заправляет кровать. На первом этапе это безумно нравится. Потому что даже такие аккуратистки, как я, в глубине души мечтают позволить себе пожить в хаосе. Но рано или поздно наступает момент, когда вечно неубранная кровать уже раздражает. При этом позиция Андрея простая: ты хочешь жить в убранной, чистой квартире? Убирай, ради бога, никто тебе не мешает, но меня самого это ни к чему не обязывает. Ты считаешь, что, если люди живут вместе, они должны предупреждать друг друга, когда где-то задерживаются? Пожалуйста, предупреждай. Но не принуждай меня к этому. Я пыталась высказать мужу какие-то претензии, объяснить, что у меня на душе. Но наткнулась на стену непонимания. И тогда я просто… абстрагировалась от проблемы. От всех проблем! К счастью, к этому моменту я уже имела свою собственную спальню со своей собственной кроватью, которая у меня всегда в таком виде, в каком я хочу ее видеть. Словом, наступил третий этап отношений — когда ты живешь так, как тебе комфортно, а от мужчины не требуешь ничего… — Да уж, большие таланты в бытуневыносимы. А жены вынуждены всю жизнь проявлять по отношению к ним жертвенность… — Это не жертвенность. Ты миришься с какими-то недостатками человека, пока находишь на это силы. Пока тебе самой это в удовольствие. Пока жива твоя любовь к нему. И пока потребность в человеке больше, чем любые огорчения из-за него. Я думаю, что талант и профессию обязательно нужно учитывать. Потому что актерская профессия придает мужчине некоторые очень женские черты. Ведь он постоянно обязан нравиться! Мужчина-актер требует огромной заботы, огромной поддержки, огромного внимания к себе, а подчас и реанимации. Нужно уметь помочь ему справляться со всеми его депрессиями, с разыгравшимися нервами. Нужно время от времени становиться для него крепким плечом… — Неужели, несмотря на внешнюю брутальность, Андрей Панин нуждается в крепком плече? — Ну, он в некотором плане абсолютный ребенок! Мой третий, самый тяжелый ребенок... — Но ведь вы тоже творческая единица! Вы актриса и тоже имеете право на свои собственные депрессии… А о вашем муже иной скажет: если не эгоист, то, во всяком случае, эгоцентрист… Живет, как ему удобно, не интересуясь, удобно ли это близким людям… — Думаю, назвать Андрея эгоистом или эгоцентристом совершенно не верно! Я лично чувствую его любовь. Семья для Андрея — единственное, что у него на самом деле есть и куда приложены его усилия. При всех его особенностях, все, что он делает, — ради нас. И все, что мы имеем, создано Андреем. Наша жизнь полностью организована им — начиная от дома, где мы живем, до выбора места отдыха. В его представлении дети летом должны ездить на море. Это константа. На этой идее он настаивает. Андрей постоянно заботится о том, чтобы у нас было всего по максимуму. Другое дело, как он понимает эту заботу... Взять тот же отдых: он узнает, куда лучше поехать, создаст условия. Ну а уж покупать билеты, звонить, договариваться, бегать с чемоданами — этим он не станет заниматься никогда. Или, к примеру, он признает, что нам с маленькими детьми необходима машина. Говорит: «Пожалуйста! Какую захочешь машину — такая у тебя и будет». Но водить сам он не будет никогда! Или он говорит, что мы покупаем квартиру. И зарабатывает на нее деньги. Но дальше все этапы покупки, ремонта предоставлены мне. Мол, это уж делай, как хочешь, это уж сама, сама, сама. А у него есть какие-то другие сферы интересов. — А с детьми Андрей занимается? — Да он потрясающий папа! (Смеется.) Я иногда говорю ему: «Андрей, в качестве мужа ты фигура довольно сомнительная. Но в качестве отца великолепен!» Это отец-счастье. И от общения с ним дети получают колоссальное количество щенячьего восторга. Потому что папа — сам ребенок, хулиган. Он сам не заправляет кровать, готов сколько угодно бегать, пугать всех из-за угла, скакать лошадкой, кричать и драться подушками. Другой разговор, что у него не всегда находится на все это время — просто в силу его занятости. — Наталья, а вас не задевало, что Андрей очень долго не хотел на вас официально жениться? — Я уже говорила, что он очень во многом повлиял на меня. В том числе и мое отношение к штампу в паспорте сформировалось под влиянием Андрея Панина. Для него это не имело значения, и я разделяла его позицию. Потому что понимала: штамп в нашей жизни ничего не изменит — ни в лучшую сторону, ни в худшую. А значит, это лишь формальность. Мы и без этого вполне способны доверять друг другу. — Ну а что вы скажете о ревности? Ревность в вашей семье существует? — Ревность — это как раз недоверие к человеку! Но если меня спросить, считаю ли я, что все мысли и чувства Андрея сконцентрированы только на мне?.. Нет, я так не считаю. Я прекрасно отдаю себе отчет в том, что у Андрея огромная жизнь: бесконечные встречи, постоянные отъезды в командировки. И, стало быть, я являюсь всего лишь частью этой жизни, даже не самой большей ее частью — просто в силу количества людей вокруг него и времени, которое он с ними проводит. Допустим, Андрей почти все девять месяцев съемок в «Шерлоке Холмсе» жил в Питере. Надо быть слишком наивной, излишне самоуверенной, а то и просто глупой, чтобы считать, что при таких обстоятельствах человек полностью принадлежит мне. Или что Андрей в принципе способен на протяжении 18 лет дышать только мной одной, оставаясь все это время на том же накале эмоций, и не замечать, что на свете существуют другие люди. Но также я знаю и другое: в каждый выходной, даже без возможности ночевать дома, Андрей приезжал со съемок в Москву — для того, чтобы побыть со мной и с детьми. И все время ждал нас в Питере, постоянно звал приехать. И я ни секунды не сомневаюсь: ему было бы очень приятно, если бы у меня была возможность проводить с ним больше времени. И этого знания мне достаточно. — Это высшая степень мудрости! Ну а что бы вы могли попросить для себя у судьбы? — Сейчас, когда подрос младший ребенок — а Петру пять лет, то есть он достиг возраста, когда мама уже не нужна круглосуточно, — я созрела попросить у жизни чуть побольше по части профессии. И стала принимать предложения сниматься. Вообще-то мне грех жаловаться на карьеру: в театре у меня всегда было много хороших ролей, да и в кино я никогда не проходила этого ужасного, унизительного поиска работы, предложения себя кому угодно, лишь бы взяли. Но у меня никогда не было каких-то чудовищных амбиций, которые, может быть, необходимы в моей профессии. Я всегда с удовольствием относилась к роли жены и с фанатизмом — к роли мамы. И не ставила собственную профессиональную состоятельность на первый план. У меня, видимо, просто счастливый характер — я очень легко адаптируюсь и принимаю ту ситуацию, в которой нахожусь. Есть одна мудрость, которую я сделала бы своим девизом: счастлив не тот, у кого много, а тот, кому достаточно. — И все же именно сейчас вам захотелось чуть большего, чем у вас есть. Значит, стало недостаточно? — Просто я поняла, что со мной произошла обычная история! Большинство женщин с момента возникновения семьи воспринимают жизнь с позиции местоимения «мы». В отличие от большинства мужчин, соотносящих себя с местоимением «я». В связи с этим мне было вполне достаточно успехов Андрея, признания его как серьезного, большого актера. Мне казалось, что существует некая общая копилка, куда мы складываем наши успехи, и не важно, чьи именно эти успехи. А ведь, может быть, это вечное «мы» — большая женская ошибка! Честно скажу, теперь я сожалею о том, что позволила себе так долго плыть в чужой лодке. Задалась вопросом: «А что я-то из себя представляю? Что могу?..» В противовес тому времени, когда все мои интересы были сосредоточены только на Андрее, мне захотелось быть интересной самой для себя. — Андрей не препятствует вам в желании самореализоваться? — Ту свободу, которую он предоставляет себе, он предоставляет также и мне. Андрей не относится ко мне как к своей собственности. — Это его плюс или минус? — Конечно, плюс! Однозначно! Но я сейчас подумала: интересно, какие ответы дал бы на все эти вопросы Андрей? Наверное, совершенно другие… P. S. Редакция выражает глубокие и искренние соболезнования Наталье Сергеевне и их с Андреем Владимировичем сыновьям — Александру и Петру. 7 дней
Stephanie: В память о Рыжем клоуне В Кемеровском госуниверситете культуры и искусств в нынешнем году будет создан музей в память о заслуженном артисте России, выпускнике этого вуза Андрее Панине. Первыми экспонатами станут фото- и видеоматериалы встреч артиста со студентами КемГУКИ, афиши и программы учебных спектаклей, фотографии, его письма, личное дело, зачетная книжка и студенческий билет... Часть бесценных документов передала Елена Попыхина, сокурсница и партнер Андрея Панина по сцене, часть материалов поступила из архива вуза. Прощание с актёром прошло 12 марта в Московском художественном театре имени Чехова. Похоронили Андрея Панина на Троекуровском кладбище. Ему было 50 лет. В эти дни скорбит и вспоминает своего вы-пускника КемГУКИ - студенты, преподаватели, сокурсники актёра. «Это был честный, порядочный человек, весёлый, безумно любящий свою семью. В 80-х мы учились вместе с Андреем, правда, я на год старше, – рассказывает Галина Фешкова, директор института хореографии КемГУКИ. – С тех пор у нас с ним завязалась дружба. Мы поддерживали отношения даже на расстоянии. По моей просьбе он провел несколько мастер-классов для наших студентов и для участников театра-студии «Встреча» КемГУ, с которого Андрей, кстати, начал некогда свой творческий путь. Помню, Андрей решил поблагодарить меня за приглашение и отдал мне деньги, полученные за мастер-классы: «Купи себе подарок». А я предложила потратить их на учреждение специальной номинации в кон-курсе режиссерских работ «Лестница». Андрей возражать не стал. Вот только назвать номинацию своим именем он отказался. Вообще Андрей был очень скромным человеком. И тогда появилась премия Рыжего клоуна – так я его в шутку называла». На днях в вуз приезжали бригады телеканалов «НТВ» и украинского общенационального «СТБ». Сейчас они снимают фильм об Андрее Панине. Напомним, тело артиста было обнаружено 7 марта с.г. в квартире дома на Балаклавском проспекте в Москве. У погибшего зафиксировали черепно-мозговую травму. Следователи возбудили уголовное дело по факту смерти актёра. За несколько часов до его кончины Российская академия кинематографических искусств объявила номинантов на свою премию «Ника», в числе которых был и Андрей Панин за лучшую мужскую роль второго плана в картине «Искупление». Андрей Панин родился в Новосибирске. Через два года семья переехала в Челябинск. Затем, когда Андрею было шесть лет, они перебрались в Кемерово. Актёр прожил здесь 16 лет. Алена ФЕДОТОВА. Областная массовая газета "Кузбасс", № 47 (25740) 19 марта 2013 г. P.S. В качестве проректора по учебной и научной работе КемГИК (КемГУКИ) поставил свою подпись мой коллега, доктор экономических наук, профессор Владимир Сергеевич Сурнин
полная версия страницы